Hello, Нэлли!
Настоящим театралам Хабаровска хорошо знакомо имя Нэлли Ванзина. В прошлом долгие годы она была солисткой балета театра музыкальной комедии. На это имя зритель «ходил», выяснив заранее, занята ли она в спектакле. Вот уже больше двадцати лет Ванзина — руководитель театральной административной службы.
Именно ее имя в эти дни украшает фасад театра. На рекламной ленте зазывно выписано: «Hello, Нэлли!». И далее — «юбилейный вечер заслуженной артистки России Нэлли Ванзиной». Повод — юбилей, который и виновнице, и всему театру захотелось отметить, как положено — бенефисом. И участвовать в нем непременно будут все: солисты, балет, хор, оркестр. Бенефис — подарок театра необыкновенной женщине по имени Нэлли, почти полвека ему же и отдавшей. А еще это ее подарок своим любимым: театру и зрителю. Тот, кому повезет в этот вечер попасть в зрительный зал, услышит и увидит обоюдные признания в любви. Они воплотятся в музыке, танце, и пении, в ироничных диалогах и монологах ведущих: заслуженных артистов России Владлена Павленко и Дениса Желтоухова. И сама бенефициантка рискнет принять участие в шоу. Ведь перестать быть артистом невозможно.
Да, она давно уже стала администратором, сразу полюбив эту очень театральную профессию. Но все дело в том, что артист — это гораздо более емкое понятие. Не профессия, а состояние души и образ жизни (а может, и диагноз?). А что бывает, когда два этих слагаемых соединяются в одном человеке? Глядя на Нэлли Ванзину, понимаешь, какой неслабый получается коктейль.
Все у нее и рядом с ней закручено в яростных ритмах. Флаги всегда развернуты, форма всегда парадная, интонации победные, результаты — убедительные. Приглядевшись, понимаешь, что это — благодаря постоянному умению учиться и трудиться и неспособности скучать или искать виноватых в редких неудачах. Так было всегда: и когда блистала в сольных балетных номерах, и сейчас, когда ее забота — зритель. Это не приобретается, это — характер. Потому и живет ярко. И театру блистать помогает. Невозможно было в канун бенефиса не накопить вопросов к Нэлли Ванзиной.
— Какие театральные имена Вам памятнее и дороже прочих?
— Во-первых, Ицков. Это человек, которому я многим обязана. Я с ним связала свою судьбу. Он был на много старше меня и дал мне дал глубокое понимание театра. Я застала Войнаровского, всю его семью. Нина Ивановна Симонова была мне старшим товарищем. Я помогала ей решать номера пластически, а она мне актерски очень помогала, мы с ней очень дружили. Зеля Гримм-Кислицина, Валя Гримм — муж ее, Анисимовы, Молчанов, дирижер Ипатов, великолепный танцовщик Зуев, Грабовская, Кудрявцева, Белякова, Иванова, Дьяченко… У нас была шикарная, звездная труппа, и мне повезло с ними работать.
— В прессе прошлых лет дана высокая оценка тем образам, что Вы создавали на сцене. От чего Вы, в первую очередь отталкивались, создавая их? И какие сольные номера были любимыми?
— Любимые — испанско-негритянско-цыганские. Надо признать, что тогда ставили такие номера, что они не наскучивали публике десятилетиями. Не подтанцовки, о которых вышел и забыл, нет. Это были номера с содержанием. Я такие страшно любила: если в танце есть мысль, есть взаимоотношения с партнером, актерский материал. Что самое важное? Режиссерское решение. Музыка. Собственная фантазия. Нет, все-таки на первом месте музыка. Еще я очень зависела всегда от партнера. Если мы с партнером понимали друг друга, образы возникали. А если нет… Был у меня один партнер, с которым совершенно невозможно было играть любовь. Это был деревянный человек, который делал все на счет и при этом картавил. Мы выходим, я двигаюсь к нему навстречу в лирической теме и слышу: «Лаз, два, тли, четыле, сейчас поднимать…». Это все. Я ставила воображаемую стенку, сама себе создавала образ и танцевала сама себе.
Но были и очень любимые мною партнеры. Во-первых, это — Зуев. Он был намного меня старше, с хорошей школой. Володя Засухин, Мензелинцев Володя, Александр Сандлер. С Сандлером мы танцевали великолепный номер «Апаш». В нем были и ресторан, и погоня, и нож, и музыка просто смертельная… Великолепный партнер Саша Митин, у нас был негритянский танец. Саша Александров из Петербурга. С ним было все иначе: он был очень красив внешне, очень школьный, шикарный. Внешне мы смотрелись прекрасно, я брала эмоциями, а он школой. Лавриненко Владик был, Толик Гаевой. Никого из них в Хабаровске сейчас нет. Кто-то уехал, многих нет в живых. Царство им небесное. Я еще живу.
— Когда закончилась танцевальная карьера, были мысли покинуть?
— Нет, никогда не было. Я, в общем-то, рано закончила танцевать, еще в очень хорошей форме была. Я бы еще танцевала, но с приходом в театр режиссера Юлия Изакиновича Гриншпуна закончилась эпоха балета в оперетте. Полностью. Он всегда решал спектакли так, что в них была массовка, но никогда ни одного сольного номера не было. Никогда. Наверно, в его решениях, они просто были не нужны. Я-то застала расцвет балетной оперетты и оперетты солистов. Люди ходили на спектакли порой именно из-за балета. Гриншпун сделал другой театр. Полгода я на это смотрела и ушла сама, хотя вполне еще могла танцевать года три-два. Я ушла на административную работу, Гришпун предложил мне стать зам. директора по зрителю. Он понимал, что мои знания театра надо обязательно использовать.
— Что больше Ваше: сцена или участие в руководстве театром.
— Все это соответственно возрасту и времени. Конечно, до сих пор находятся люди, которые спрашивают, не переживаю ли я и не жалею ли, что ушла. Я совершенно не переживаю. Моя реализация на сцене состоялась. Я не разрывала душу, глядя, как другие танцуют то, что я бы могла танцевать. Я — человек, спокойно и трезво мыслящий. И тогда понимала и сейчас уверена, что надо уходить вовремя, чтобы за себя не было неловко. Чтобы в зале не отворачивались, когда ты работаешь на сцене. Я человек очень самолюбивый, да еще и скорпион, я моментально почувствовала бы любую подобную ситуацию. Надо уходить вовремя. И я легко перешла на новую работу и полюбила ее. И успешна я потому, что люблю ее и отдаюсь ей полностью
— Какую часть жизни должна занимать работа, с учетом, что эта работа — театр?
— У меня очень хорошо все поставлено: у меня работа, работа и работа. Эта работа — моя жизнь, и к слову, очень жизнь хорошая. Очень многие мои сверстники ушли на пенсию и моментально изменились, и наши пути как-то разошлись. Я смотрю со стороны и думаю, как можно позволить себе поглотиться бытом, не следить за собой. Для меня это дико совершенно. Пока позволяют силы надо продолжать жить. Наверное, меня спасает то, что у меня любимая работа. Я понимаю, что это много значит, и это не каждому дано. В современном мире найти место в жизни может далеко не каждый. Может и хочет, а не может. Мне просто повезло, что в театре для меня есть мое место. И не последнее. И я могу каждый день с радостью идти на работу. И пусть без выходных и без отпуска. Все равно, когда отдыхаешь, думаешь о работе.
— Какие награды Вы имеете?
Во-первых, орден «Знак почета». Давали орден городу Хабаровску, заводу какому-то, и мне дали. Он такой тяжелый и массивный. Я надевала его всего два раза. Лежит орден. Его на сцене театре вручал Подгаев — председатель крайисполкома… У меня еще какие-то знаки есть: «Почетный пограничник», медаль какая-то, еще что-то. Что было принято тогда вручать, то и вручали. Все это у меня где-то есть.
— Судя по интонации, это все так несущественно для Вас?
— Да нет, тогда это все было радостно. Просто сейчас другими глазами смотришь на все это. Но орден «Знак почета» я считаю очень высокой наградой, хотя я об этом как-то стесняюсь говорить. Может на юбилейный вечер надеть?
— Когда вспоминаете о прошлом, что вспоминается чаще: грустное или курьезное?
— О плохом вообще не надо вспоминать. Лучше — курьезное и смешное, потому что в театре, в этом смысле все, что хочешь было. Я очень хорошо научилась не зацикливаться на неудачах. Мой характер мне это позволяет: прошло — забыли, потеряла — не переживай, ну нет — и нет, что теперь?
— Кого из теперешних солистов балета Вы сочли бы достойным быть Вашим партером?
— Ой, у нас и сейчас прекрасный мужской состав балета. Я даже завидую девочкам. Андрей Крылов, Вася Каптованец, Ваня Шишкин, Армен Авдалян, Сергей Щербаков. Я бы даже хотела в моем юбилейном концерте выйти вместе с ними на сцену. Может быть, даже и получится. В женском составе очень интересна Женя Маркина. Она очень эффектная, ей очень пошли бы номера салонного характера. Сейчас, к сожалению, таких не ставят. Она бесподобна в номере «Бессаме мучо», в концертном «Ноктюрне». Наташа Авдалян хороша. Я очень люблю их совместное с Андреем Крыловым «Танго». Анечка Крапивина нравится с ее классическими номерами. Очень хочется, чтобы ребятам ставили побольше номеров, чтобы они имели больше возможностей для самовыражения. Хочется большего внимания балету. В нашем старом театре постановочные цеха над балетом просто тряслись. Меня тогда это поражало: они нас оденут, причешут перед выходом и всегда придут к боковой двери и посмотрят, как мы работаем. Не знаю, как другие, а я как увижу, что наши стоят и переживают, так и танцую, кажется еще лучше.
— В музыкальном театре Вы по сей день — «главный по гастролям». Есть ли такой город, в котором Вашему театру рады больше, чем в Хабаровске?
— Столько лет, сколько нас любят в Хабаровске — это дорогого стоит. Хабаровский зритель очень сложный. Очень. Хабаровск никогда не прощает халтуры. Если любит так уже любит, а не любит — лучше не соваться. Наш театр любили всегда. Когда-то, в мои годы, когда театр был в старом здании, лишний билетик спрашивали уже на Комсомольской площади. Очень приятно было идти на работу через вопросы: «Нет лишнего билетика?». Потом был какой-то период, когда в театры перестали ходить. Приходилось заново приучать зрителя. В других городах есть дополнительные причины любви к нам — там голод на оперетту. Если же мы где-то побывали один раз, то этот город просто становится нашим городом. Нас любят везде — мы лучше всех.
— Жанр оперетты — это искусство, созвучное времени или уходящее?
— Такая музыка как в оперетте уйти не может. Оперетта всегда страдала качеством либретто. Это ее минусы. Содержание старых оперетт времени не созвучно, их, действительно, порой невозможно высидеть: наивные, слабые. Графья, князья… К этому нужно по-новому подходить. К примеру, в нашем театре Борис Кричмар сейчас так поставил «Веселую вдову» Легара, что спектакль получился яркий, современный, веселый — зритель в восторге. Сейчас он берется за «Волгу-Волгу» на музыку Дунаевского и правильно делает. Музыка шикарная, жалко, что пропадает, спектакль должен получиться великолепный. Кстати, обратите внимание, как сейчас ставят оперу. Решают ее не махрово: в первом акте повстречались, во втором поругались, в третьем помирились — а современно, новаторски. Я смотрела по ТВ «Травиату», «Кармен», «Евгения Онегина» и была потрясена. Может, доживем, и оперетту так ставить будут. Тогда и вопросов об уходящем искусстве не будет. Музыка-то остается.
— Что входит в понятие «идеальный зритель»?
— Идеальный зритель сейчас? Такого нет.
— А раньше был?
— А раньше был. Раньше был зритель, который ходил на оперетту. В старом театре у нас была зрительская пара. По-моему, они жили на Базе КАФ. Они ходили на все премьеры: она в длинном платье, он при параде, под ручку. Они всегда сидели в первом ряду, и для нас это было как символ удачной премьеры: любимый зритель на месте, значит все пройдет хорошо. Надо сказать, что такой зритель очень тяжело перестраивался на современный репертуар. Когда мы ввели (кстати, первыми в городе) ветеранские спектакли, их зрителями стали те, кто помнит старый театр. Они очень сложно привыкали ко всему новаторскому, но смогли это новое принять. Я думаю, что именно они подходят под определение «идеальный зритель». Открывается занавес, и от них исходит на сцену теплота. Сейчас они принимают все. Я очень не люблю случайного зрителя, которого с работы, например, заманили. Хотя понимаю, что у каждого зрителя должен быть первый раз, первый приход в театр. Его надо привести. Когда сама приглашаю в театр нового зрителя, всегда стараюсь правильно определить, какой спектакль именно этому зрителю надо посмотреть. Не всем можно начинать с классики. Если определишь правильно, потом этот зритель будет наш. Понятие «идеальный зритель» не такое уж простое в наши дни.
— Заходя в театр, зритель попадает в другой мир. Здесь свои законы, своя эстетика. Согласны ли Вы с тем, что зритель обязан либо это понять, либо отвернуться и уйти туда, где ему все понятно. Вообще, есть ли у зрителя обязанности?
— Есть. Но это тоже наша задача, воспитать зрителя так, чтобы он понимал, что у него есть обязанности. Собираясь в театр, зритель должен понимать, что он идет в ТЕАТР, он должен на него настроиться. Такой зритель сразу виден: он улыбается, с цветами, он просветленный. Он и спектакль так смотрит. Случайный зритель, да еще и, не дай Бог жующий… Это ужасно. Но чтобы воспитать зрителя, надо поработать. Обязанности зрителя — это наши обязанности.
— Новое поколение зрителей наверняка отличается от предыдущих. Есть ли в новом зрителе что-то такое, чего не было, и Вам это нравится?
— Трудно сказать. Наверное, они стали более раскованными, более непосредственными. Особенно, если говорить о молодежи. А мы для них, кстати, не все делаем. Нам не хватает молодежного репертуара, подросткового. Будет такой репертуар, по-другому будет ходить молодой зритель.
— Не стирается ли со временем утверждение великих, что «театр — это храм»?
— Нет, не стирается. Театр — храм, потому-то дарует очищение. Если один и тот же зритель приходит к нам вновь и вновь значит, для него это — храм. А тем, кто не приходит, им, наверное, все равно, куда идти: в театр или на базар.
— «Таинство сцены» — это красивые слова или необходимость?
— Конечно, необходимость. Таинство — это что и как в театре делается для создания спектакля. Таинство — это обязанность артиста всегда хорошо выглядеть. Он не имеет право распускаться и разочаровывать зрителя. Макияж для женщин и аккуратность для всех без исключения. И никаких рассказов о личных взаимоотношениях артистов, никакой желтой прессы, никаких выворачиваний наизнанку.
— Станиславский сказал, что театр начинается с вешалки. А где он заканчивается?
— Там же, где и начинается. У вешалки. Как встретишь зрителя, такое будет и продолжение. Сцена, занавес, зал — все это должно быть для зрителя праздником.
— Как должен пройти Ваш рабочий день, что Вы сказали: «День прошел хорошо»?
— Если зал полон зрителей, если спектакль прошел прекрасно, если премьера радует глаз, никакого ЧП, никто не заболел, ничто не угрожает срывом спектаклю, ничего не отменили, никого не заменили, публика выходит восторженная, говорит «спасибо», и я вижу, что, действительно, это хорошо, это для меня радость большая. День прошел хорошо.
— Как Вы относитесь к юбилеям?
— Равнодушно, если говорить о личной дате. Рада, что Бог мне дал здоровье. В театре не успеваешь следить не только за тем, как летят дни и недели, но и годы. Я никогда не скрывала свой возраст. Были вехи: 50, 60, 65 — их надо отмечать. Это повод собрать друзей, посмотреть со стороны на себя.
— Каков Ваш внутренний возраст?
— По энергетике и работоспособности где-то так лет 35-40. Может, чуть больше. Свой настоящий я никак не ощущаю. Работаю, внешность позволяет, генетика спасает.
— Близится Ваш бенефис. Кто обязательно должен быть в этот вечер в зрительном зале?
— Жалко, что не может быть мамы. Мама — это мой друг, она посвятила мне всю жизнь, мамы мне очень не хватает. Не хватает моего друга, который тоже уже ушел из жизни. Будут все мои друзья, которые есть сейчас. Должны быть мои товарищи по работе, артисты. Конечно, будут коллеги из театра драмы, тюза, филармонии, я обязательно их приглашу. Все, кто помнит меня, знает и хочет увидеть.
— Сольный номер готовите?
— Смешно ожидать, конечно, что я буду эффектно вытанцовывать, но кусочек танго, или цыганского, или испанского — обязательно. А в целом это будет шоу, будет принимать участие вся труппа — мои друзья и коллеги. Это будет хорошая концертная программа. И с моим участием. Частичным. Смело приглашайте друзей, не пожалеете.
— Что Вы хотите пожелать сами себе?
— Прежде всего, здоровья. В моем возрасте это самое главное. Будет здоровье — будет возможность работать. И здравые ум и память сохранить. Вот какая я сейчас есть, дай Бог пусть еще все продлится.
Блиц-опрос
Сова или жаворонок? Жаворонок.
Поезд или самолет? Самолет.
Чай или кофе? Кофе. И чай тоже.
Кошка или собака? Собака понятней, кошка интересней — себе на уме.
Золото или серебро? Серебро.
Стихи или проза? Стихи.
Блондины или брюнеты? Брюнеты.
Море или лес? Море.
Пирожное или яблоко? Яблоко. Я травяная.
Интуиция или трезвый расчет? Интуиция. Она никогда меня не подводит.
Записала им подготовила материал к печати Галина Долинина
Газета «Молодой дальневосточник XXI век» (№ 47, 19-26 ноября 2008 года)
